Уже почти три месяца прошло с тех пор, как небольшая процессия волков-одиночек ступила на землю Южной стаи и до сих пор топчет её своими широкопалыми лапами. Для Инги эти месяцы пролетели словно один день. Она училась жить среди огромного количества сородичей, слушала, подчинялась, тренировалась. Полностью старалась соответствовать должности ученицы и статусу омеги. Она не смела скалить зубы на старших, держалась подальше от молодняка и бессменным её спутником становился лишь наставник, что не взирая на её поведение - упорно вталкивал в темную башку знания. Ему волчица была благодарна, но подчинялась, как и всем остальным - по привычке. Бурая просто привыкла, что абсолютно все вокруг главнее неё, а значит слушаться и подчиняться нужно всем. Простое правило, которому замкнутой и спокойной Инге было следовать довольно просто.
Сегодня с самого рассвета, встретив его по обычаю на любимой скале, Инга отправилась в лес. Она молча бегала меж деревьев, нюхала следы, искала тропки. Заяц обманул её, заведя запахом в куст колючего можжевельника, сорока прокричала почти в самое ухо, а затем и вовсе отобрала у зазевавшейся волчицы отрытый кусок полупереваренного мяса. Видать, кто-то из сородичей делал нычки, а она нашла. А все равно воспользоваться не смогла, ибо раззява.
Замерзнув, исцарапав нос и в конец устав уже к полудню, бурая решила отправиться к логову и там подремать. Все лучше, чем бродить бесцельно, да лапы морозить.
Путь между гор к логову был приятен и изучен уже настолько досконально, что можно было пройтись с закрытыми глазами. Рисковать конечно Инга не стала, но бежала уже с привычным ощущением "домой". Несмотря на то, что стая была большая, самка успела узнать уже каждого в той или иной степени. За кем-то наблюдала из-под тяжка, не смея приблизиться или заговорить. Кого-то безуспешно пыталась вовлечь в игру, других могла послушать на досуге. Место, выделенное для неё, как для молодого и подрастающего поколения, было самое теплое - в дальнем конце пещеры. Однако, это предполагало и то, что перед сном ты будешь слушать сказки и байки стареющих воинов, а ночью вздрагивать и просыпаться от их храпа. А посему, окунуться в дрему в полдень будет не лишним. И разлечься можно удобнее и мешать никто не будет.
Добежав уже до самой пещеры, волчица сделала еще почетный круг, обнюхивая места и деревья вокруг, а затем зашла внутрь. Прямо около входа, рядом со стеной сидела угольной шерсти самка. Бурая тут же опустила голову и отвела уши. Вильнула хвостом в приветственном жесте и села совсем близко, принимаясь вылизывать лапы и выкусывать между пальцами небольшие льдинки.
- Она гонец, верно? Тоже без добычи... Знать тяжело сейчас с этим делом. А может ей тоже опыта не хватает, чтобы завалить кого-нибудь,- украдкой Инга принялась рассматривать состайницу, перебирая в голове все возможные имена, но так и не находя нужного.

В отличии от Инги, что осматривала черную волчицу искоса, украдкой, та смотрела открыто и прямо. Взгляд был чуточку испытывающим и настороженным. Бледное золото глаз отливало в редких солнечных лучах, попадавших в пещеру от входа. Бурая от этого тушевалась и отворачивалась, усерднее вылизывая лапу и согревая дыханием обмерзлые конечности.
- Ну и погодка пришла,- самка отвела уши назад, вспоминая прошлую зиму. Всего одну, ту самую, когда она и брат появились на свет. Когда под озлобленный и оглушительный рык они бежали прочь от логова, проваливаясь в снег по самые ушки. Когда лежа на февральском снегу, маленький волчонок умирал, хрипя простывшими легкими. И как среди туманного утра появилась серая и статная, что подошла, согрела, накормила.
С тех самых пор бурая не любит зиму. Да и не за что её любить, такую промозглую, холодную, черствую. Она насмехается над тобой, маня чистотой и белизной снега, а затем колко бьет под дых морозным голодом. Инге было тяжело уже сейчас. Она чувствовала эту издевку природы, но понять не могла. Слишком бесхитростным был её мозг и поступки. Не умела она понимать превратностей судьбы.
Раздраженный голос состайницы резанул уши. Бурая мгновенно прижала их к голове и затравлено глянула на самку.
- Не так?- переспросила, сощурилась, а затем улыбнулась и на полусогнутых лапах, держа хвост опущенным, подползла к угольной самке. В глаза не смотрела, вильнула хвостом, лизнула лапу Фэмин.
- Ну, точно. Так её и зовут. Фэмин. Кто-то её так звал. А кто-то иначе зовет. Какая разница, какое имя, если каждый будет звать так, как хочет,- Инга легла подле волчицы, греясь пушистым боком о неё, положила голову на передние лапы и устремила взгляд на выход из волчьего логова.
- Обида. Глупое чувство. Если и есть на кого обижаться, то на себя. А себя любить надо, а не обижать,- как то тихо произнесла бурая, подергивая шкурой и все волнуясь за обмороженные подушечки лап, которые все никак не могли согреться. Попадись она ветеринару, он бы наверняка отметил, что к конечностям плохой кровоток. Но доктор существовал где-то. Где-то в параллельной реальности и сделать умное заключение не мог. Не могла сделать этого и сама Инга, мучаясь при этом из-за замерзших лап.

Фэмин отдернула лапу, будто не желая дотрагиваться до Инги. Будто касание её теплого бурого меха будет губительно для неё, для её существования.
- А быть может просто для её гордости?- мимолетом подумала переярок, шевельнув большим треугольным ухом и лишь ближе прижимаясь к угольной волчице, подминая под себя свои замерзшие конечности и заодно грея состайницу. Ждала ли она благодарностей? Отнюдь, ожидать от кого-то "спасибо" было еще более глупой затеей, чем предлагать свою помощь. А вот этого самка не делала никогда. Ей претила сама мысль о том, чтобы навязываться с хорошими пожеланиями и советами. Таких советчиков она обычно высылала подальше к Угре, а делала же все равно по своему.
Снова грудной голос самки, Инга не смотрит на неё, а наслаждается вибрацией, что проходит по всему телу. Довольно жмурится и вновь едва виляет хвостом.
- Выжить? О каких чувствах ты говоришь? Нет. Выжить помогают острые зубы и умение быстро оценивать ситуацию. Товарищ под боком, что не вцепится в глотку, когда ты спишь, согреет в мороз и разделит пойманную совместно пищу. При отработанных навыках и товарищ не нужен,- все так же, не поднимая головы, а от этого как-то сдавленно, проговорила бурая. Рвущийся в логово ветер еле еле долетал до её носа, приносил запахи с улицы. Кажется, к лагерю приближались еще волки. Похоже на отряд охотников. Но запах крови их не сопровождал, а значит и добычу они не несут с собой.
- Пусть лучше это будет патруль. А охотники должны вернуться с добычей,- четко взяла себе на заметку Инга. Первый вопрос Голод она пропустила, а потому просто рассеяно кивнула.
- Ну и зря. И даже если забыть о банальном доверии, можно подумать, что ты всегда сможешь опекать волчонка и быть рядом. Видала я таких,- самка подняла голову и кинула взгляд на угольную,- Все лето отлеживали бока на поляне, за дитями своими подрощенными приглядывали. А теперь что? Охотницы... Даже дичь не ловят. Мне казалось, что ты не из таких.
Взгляд льдисто-голубой был внимателен и пронизывающе искал взгляда золотистого.
- Глупая. Опусти глаза и не нарывайся. Холодно и так, а если тебя еще и потреплют знатно, да из пещеры взашеи?- бурая быстро одернула себя и потупила взгляд, доставая одну лапу из под груди и осматривая оттаявшие подушечки.

Инга чувствовала какое-то странное напряжение, что скапливалось где-то на кончике носа Фэмин и то и дело молниями-разрядами пускалось в макушку бурой. От этого ментального ощущения становилось смешно и щекотно, волчица утыкалась носом в лапы, терла его и водила ушами, но к состайнице не поворачивалась. В её планах не было кого-то бесить или насмехаться. Она не имела собственной выгоды в раздражении угольной. Более того, Инга даже не до конца понимала эти ощущения, так как сама их никогда не испытывала, и уж тем более не получала от них удовольствия.
Как то легко, но все же с нотками раздражения, самка заговорила о драках. Бурая хмыкнула, скорее что-то подмечая для себя из бурного прошлого Фэмин, нежели обижаясь.
- Кто же говорит о драке? Крайне глупое и бесполезное занятие. А названные тобой чувства и вовсе губительны для личности. Превосходство. Обида. Зачем? Для чего? Как они помогут тебе, если желудок твой пуст? А остальное и не важно вовсе. Кусок по жирнее в брюхе, да теплый бок рядом, чтобы не околеть. Чтобы выжить большего не нужно. Все остальное - прихоть звериная, от нечего делать или от губительных чувств, что разлагают сознание,- так же спокойно вторила собеседнице Инга. Она никогда не удивлялась тому, откуда все это знает. Более того, она не думала, что знание это - какое-то особое или великое. Ей, бесхитростной и просто живущей все это казалось настолько очевидным, что встречая озлобленного или вожделевшего чужого, она стремилась донести до них ту простую истину, что заложена в самом сердце природы и мироздания.
- Быть может... я слишком много думаю. И слишком часто позволяю себе высказываться. Даже сейчас. Так смело говорю с волчицей, многим старше себя. Позволяю себе перечить. Брось, брось и покорись ей, глупая,- все так же, не поднимая головы, Инга прижала уши и завиляла хвостом. Голову повернула и лизнула пару раз лапу Фэмин. Ей вдруг показалось, что состайница горит. Нет, не пламенем полыхает её тело, но кожа была обжигающе горячей и будто бы дрожь била конечности.
- Ты не здорова?- бурая подняла, наконец, взгляд к бледно-золотистым глазам, которые угольная тщательно скрывала, не давала заглянуть в них, будто душу свою скрыть пыталась от вездесущей Инги.
Но Фэмин заговорила о другом.
- Твои слова звучат смешно. Как можно научиться инстинкту? Тому, что заложено в тебе с рождения и дремлет до поры до времени. Но может умереть в зародыше, как птенец в яйце. И так никогда и не явить себя свету. Ты права, мне рано об этом еще говорить, ведь даже мои наблюдения за сестрой прошлой весной все еще не дали мне объяснения, что творится в жизни с приходом тепла. Все влюбляются и рожают волчат. Будто с ума сходят. Я не жду этого времени, быть может из-за внутреннего страха перед неизведанным. Но неизбежное отвратить нельзя и остается лишь ждать,- бурая замолкла и вдруг вновь подумала о волчатах,- Шумные, с вопросами. Но это их способ познания мира. Нельзя замыкаться на себе. Нужно изучать окружающий мир, ведь ты часть его. А порою знаний не хватает и спрашивать - единственно-верный способ для внутреннего развития.

Инга чувствовала, что разговор тяготит Фэмин. Она уже отвечала односложными фразами, игнорировала или просто забывала про вопросы, в общем, всем своим видом показывала, как утомляет её разговор с неразумным переярком. Отчасти, бурую это задевало. Всегда неприятно, если тебя недооценивают и считают слабее, глупее, чем ты есть. Но затем волчица вспоминала всю свою жизнь, кусками и отрывками, в которых никогда ей не давали шанса доказать насколько она хороша, не позволяли открыться и доказать, что даже годовалый волк способен на многое, стоит лишь только в него поверить.
- Смириться и прогнуться. Я живу в стае и пытаться выковать из себя личность просто бесполезно. Достаточно просто взглянуть на их традиции и устои. Все как одно целое. Вряд ли здесь будет место выскочкам,- самка повел плечом, пытаясь избавиться от навязчивого зуда между лопатками. Но от того он только сильнее стал прожигать шкуру. Будто бы разумом Инга понимала, как бесполезны её попытки кому-то что-то доказать. Но сердце и интуиция твердили, кто как ни другая одиночка, быть может даже северная волчица, сможет понять её и разглядеть то, чего не видят другие.
Беспокойно уложив голову на лапы, бурая то и дело покусывала пясть, дергала кончиком хвоста и водила ушами. Наконец, на поляну перед пещерой вывалилась гурьба сородичей. Они огрызались и скалились друг на друга в шутку, но в шутке этой была доля горькой правды - они не принесли добычу. Грустно было смотреть на их попытки цапнуть друг друга за хвост или тряхнуть загривок. Инге было противно, она принялась лизать собственную лапу и слушать трель желудка.
- Ну, ладно уж. Даже если она окажется не той, кого я в ней вижу, я хотя бы попытаюсь,- резко из положения лежа волчица поднялась и обернулась к Фэмин.
- Идем, не могу больше здесь лежать. Есть хочется,- льдисто-голубые глаза все же поймали в свой плен блекло-золотистые. Самка облизнула морду, смотря твердо и внимательно, будто это она тут была гонцом, а угольная лишь молоденькой ученицей. Копнула когтями по каменному полу пещеры, махнула хвостом и выбежала из пещеры, держась чуть в стороне от вернувшихся буйных патрульных.
Обежав состайников стороной, ступая мягкими лапами по колкой обмерзлой земле, бурая отводила уши к голове, хватала легкими воздух, расчленяла одну ниточку запаха от другой и шила свой гобелен с изображением охоты. Той самой, что ждет её впереди, бок о бок с угольной состайницей.